В камчатской "тайге"

Вскоре после поездки на Сухую речку мы отправились в камчатский лес — «тайгу», как называют этот лес местные жители, хотя ничего общего с темнохвойнрй тайгой о« не имеет.

Грузовик, на котором мы ехали, легко пробирался по узким дорожкам среди густой растительности. Иногда мы пересекали быстрые речки и взбирались по крутому берегу. Дорога пролегала по равнине, постепенно переходившей в склоны Карякской сопки. В долинах рек росли крупные тополи и ивы, со стволами толщиной в один — полтора метра и необычайно густым подлеском из ольхи, ивы, малины, красной смородины, жимолости и других кустарников. Удивительная тишина стояла в лесу.

Мой спутник Андрей Степанович — известный на Камчатке врач-хирург. Приехав сюда вскоре по окончании медицинского института, он обосновался в этом далеком крае навсегда. Все привлекало здесь молодого врача — и большая разнообразная работа, и люди, и природа.

Андрей Степанович страстный охотник. Свой отпуск он проводит в горах и лесах. Камчатку он знает прекрасно.

Андрей Степанович вызвался быть моим проводником в «тайгу», а заодно и поохотиться на глухарей, что меня чрезвычайно обрадовало.

Несколько часов наш грузовик преодолевал различные препятствия: то реку, то каменистые россыпи, то бурелом.

Наконец мы достигли зоны березовых лесов. Камчатские березняки занимают нижние склоны горных хребтов, все возвышенные пространства и прибрежные увалы. Береза Эрмана, или, как ее называют, каменная береза — наиболее типичный представитель камчатских древесных растений. По своему внешнему виду и по свойствам древесины каменная береза заметно отличается от наших видов берез — пушистой и бородавчатой.

Своеобразный камчатский климат, сильные ветры, глубина снежного покрова лишили каменную березу той стройности, которая свойственна белой березе, и превратили ее в уродливое дерево с искривленным стволом и змеевидными сучьями. Кора у нее темного, почти черного цвета, потрескавшаяся, морщинистая; древесина плотная, тяжелая и тонет в воде.

Каменная берёза

Лес из каменной березы редкий, деревья далеко отстоят одно от другого, кажется, что ходить по нему легко и приятно. Не видно ни бурелома, ни густого подроста и подлеска, ни заболоченных участков, что так типично для таежных или смешанных лесов.

Но как обманчиво это первое впечатление! Под густым травяным покровом таятся многочисленные стелющиеся кустарники — здесь и рябина, и жимолость, и можжевельник, и шиповник. Когда идешь по лесу, ноги запутываются в их ветвях.

А травы! На Камчатке они бурно развиваются повсюду и даже в лесу достигают роста человека. Этому способствуют, кроме разреженности древесного полога, климат (высокая влажность) и почва.

Стелющиеся стволы рябины покрыты крупными, почти с вишню, ягодами, жимолость и черемуха встречаются на каждом шагу. Черно-синие ягоды жимолости очень вкусны, и жители Петропавловска-на-Камчатке охотно варят из этих ягод варенье.

Бродя по березовым лесам, мы находили много грибов — белых, подберезовиков, лисичек, груздей и рыжиков; но здесь совершенно нет красных грибов — подосиновиков.

Через два — три часа ходьбы по камчатским березнякам я выбился из сил и стал было подумывать об отдыхе. Но тут с одного из деревьев сорвалась крупная птица. Я вскинул ружье и сбил ее выстрелом. Это оказался глухарь, но такой, какого мне не приходилось еще видеть. Он был не похож на глухарей, которые водятся в Карелии или в Западной Сибири.

На Камчатке обитает особый вид этой птицы — каменный глухарь. Он меньше нашего и несколько отличается от нею по своему оперению.

Вскоре Андрей Степанович тоже подстрелил двух глухарей, и мы остановились на отдых.

Весь нижний склон Карякской сопки, лежавший на нашем пути, изрезан многочисленными оврагами — руслами временных водостоков, особенно активных весной, когда тают снега. По днищам и склонам оврагов тянутся полосы зарослей ольшаника. Они окаймляют и леса из каменной березы. Ольшаники, как и всё на Камчатке, необычны. Это стелющиеся деревья-кустарники; стволы их почти лежат на земле, а боковые ветви устремлены вверх. Ольшаники здесь удивительно густы. Путешественникам помогают медвежьи тропы. Их на Камчатке очень много. Если же этих троп не найдешь, приходится прорубаться сквозь заросли. Иначе не пройти.

Чем выше поднимаешься в горы, тем чаще и чаще встречаются группы ольшаников, а за верхней границей березовых лесов они образуют сплошную стену в два — три метра высотой. Узкими языками по долинам рек спускаются ольховые заросли в зоне березняков. Еще выше ольшаники мельчают и понемногу превращаются в небольшие, прижатые к земле кустики, по которым уже можно ходить, почти не замечая их.

В виде подроста в березовых лесах, а чаще выше их, в горах, попадаются и кедровники. Но кедр, растущий на Камчатке, совершенно не похож на сибирский. Прежде всего это не высокоствольное дерево, а кустарник. Его называют карликовым кедром. Одиночные кедровые кусты достигают порой трех метров высоты, но вообще это дерево низкорослое. За пределами березняков карликовый кедр, так же как и ольшаник, имеет вид невысокого стелющегося кустарника очень густого, через который пробираться не легче, чем через заросли здешней ольхи.

Жимолость

В урожайные годы осенью кедровый стланик сплошь усеян шишками. Они привлекают сюда мелких грызунов, а эти — ценного зверька соболя. Не пренебрегают кедровыми орешками и медведи. Хотя медведей здесь и много, редко приходится слышать о том, что они нападают на человека.

Поздно вечером на той же грузовой машине мы вернулись в Петропавловск.

Камчатка — своеобразная страна. Здесь, например, совершенно нет сосны, высокоствольного кедра, дуба, липы и других пород, растущих в одноширотных районах нашей родины.

Хвойные леса из даурской лиственницы и аянской ели сосредоточены преимущественно в долине реки Камчатки. Располагаются они по сухим речным наносам и лишь иногда поднимаются на склоны гор. Здешняя лиственница достигает двадцати пяти — тридцати метров высоты и доживает до ста пятидесяти — двухсот лет. В лиственничных лесах обычно встречаются и белая береза и осина, в подлеске же — можжевельник и шиповник.

Еловые леса занимают возвышенности и более крутые склоны гор; их меньше, чем лиственничных лесов. Сизая камчатская ель (аянская) стройная, с очень густой кроной, образует чистые насаждения, с напочвенным покровом из зеленых блестящих мхов, с брусникой, майником и другими растениями, свойственными еловому лесу. Часто ель селится в густых смешанных лесах из лиственницы, белой березы, осины и рябины. Такие леса более распространены, чем чистые ельники.

Предполагают, что в прошлом хвойные леса почти сплошь покрывали полуостров. Но в дальнейшем их погубила бурная вулканическая деятельность. Главную же массу современных камчатских лесов представляют «парковые» редкие березняки, особенно успешно развивающиеся на рыхлых продуктах извержений. Местами эти березняки прерываются ольшаниками, спускающимися по долинам со склонов гор. Кедровый стланик растет в высокогорных частях полуострова, встречается и в поясе альпийской растительности и каменных россыпей.

В поймах рек стоят леса из тополей, осин и ив, которые ближе к руслу переходят в заросли луговой растительности.

Воды, омывающие берега Камчатки, очень богаты рыбой. Когда наступает пора нереста, рыба, в особенности так называемая красная (кета, горбуша, чавыча), тысячными стаями заплывает из Охотского и Берингова морей в реки Камчатки. Она поднимается по ним до самых мелководных участков, где и мечет икру. Рыба идет такой плотной массой, что вода в реках буквально «закипает», а на ее поверхности мелькает множество выступающих наружу спинных плавников. В эту пору речные берега привлекают внимание многих животных. Особую активность проявляют медведи. Они протаптывают вдоль рек широкие тропы и, добираясь к самому берегу, вылавливают плотно идущую рыбу. Остатки медвежьих пиров с большой охотой подбирают лисицы и некоторые птицы.

Выметав икру, рыба погибает. И тогда берега рек представляют собой несметное скопление разлагающихся мертвых тел. Содержащиеся в них фосфорные соединения пропитывают почву и способствуют бурному развитию растительности вдоль рек.

Черемша - дикий лук

Раньше большое хозяйственное значение имели многие травы. Дикий лук — черемшу — и сейчас солят впрок, а клубни сараны местным жителям заменяли картофель. Крашенинников пишет про сарану: «Камчатские бабы и казачьи женки коренья сей травы копают в осеннее время, но больше вынимают из мышиных нор и, высушив на солнце, в кашу, в пироги и толкуши употребляют... Пареная сарана, с морошкою, голубелью или другими ягодами вместе столченная, может почесться на Камчатке за первое и приятнейшее кушанье: ибо оное и сладко, и кисло, и питательно так, что ежели бы можно было употреблять ежедневно, то б недостаток в хлебе почти был нечувствителен».

Теперь население Камчатки снабжается привозным хлебом и овощами, развивается там и местное огородничество.

Наступила осень. Срок нашего пребывания на Камчатке заканчивался. Мы с сожалением покидали эту страну вулканов с ее своеобразными лесами — парковыми березняками, зарослями ольшаника и кедрового стланика, хвойным «островом» в долине реки Камчатки.